Начну всё по порядку, надеюсь, что этот рассказ не будет утомительным. В тот день, о котором я хочу рассказать, мы задумали организовать охоту на гусей на вечернем перелете. Рыбаки нам рассказывали, что в последние дни на взморье скопились громадные стаи серых гусей, и вся эта масса птиц с заходом солнца летит в кутовины на кормежку, особенно туда, где есть заросли чилима (водяного ореха). После обеда сразу же отправились в путь. Предстояло лодкой проплыть километров 4—5. Начали мы свой поход задолго до захода солнца, чтобы успеть до начала перелета выбрать место охоты. Навстречу попадались большие стаи лысух; подпустив лодку на выстрел, птицы с шумом поднимались в воздух; иногда они летели над самой головой. Не желая задерживаться и тратить патроны, мы не стреляли ни лысух, ни уток, тоже взлетавших из зарослей камыша. Во время гнездования в низовьях реки наиболее обычны и многочисленны белоглазые нырки, серые утки; в несколько меньшем количестве встречаются: кряква, чирок-трескунок, красноголовый и красноносый нырки. Теперь, осенью, наиболее часто нам встречались чирки и свиязи. Выехав на взморье, мы увидели, что все мелководье было покрыто гусями. Часть птиц плавала на воде, иные бродили или стояли на отмелях. При приближении лодки птицы взлетали; расстояние до места их взлета в несколько раз превышало дальность выстрела из дробовика. Все наши попытки приблизиться к птицам на выстрел окончились неудачей. Можно было бы, конечно, попытаться тщательно «захистовать» лодку камышем, но на это не было времени. Да и местный опытный охотник, который был с нами, убеждал нас не тратить попусту времени: — Там, на месте,— говорил он,— настреляетесь, лишь бы патронов хватило. Представляете себе, как бились наши сердца при таких заманчивых обещаниях. К заходу солнца лодки вошли в кутовину, заросшую водяным орехом. На воде плавали розетки листьев этого растения. Протянув руку, то один, то другой из нас вырывал его с корнем и бросал в лодку, где уже лежала целая куча мокрых темно-зеленых кустиков с колючим рогатым плодом у основания стебля. Панцирь у водяного ореха очень твердый. Даже с помощью ножа его нелегко вскрыть. Семя ореха крахмалистое, сладковатое, очень приятное на вкус. Но увлекаться орехами не было времени. Наступило время перелета. Мои товарищи поплыли вглубь кутовины, а я высадился на небольшом островке посредине залива. Воды здесь было немного, не выше колен, но дно местами было довольно вязким и засасывало. Стоять долго на одном месте нельзя было; приходилось все время переходить с места на место. Вдруг над самой моей головой раздался свист крыльев. Я увидел свиязь, делавшую разворот над тростником шагах в двадцати от меня. Вскинув ружье — выстрелил. Птица грузно упала на воду почти у моих ног. Довольный тем, что с первого выстрела не промахнулся, так как в противном случае начинаешь нервничать и «мазать» еще больше, я подобрал птицу и подвязал добычу к поясу. Начало темнеть, а гусей все еще не было слышно. Зато утки налетали со всех сторон. Не желая поднимать большого шума, стрелял на выбор. Если утка садилась на воду, я ее сгонял; терпеть не могу стрелять сидячую птицу. В таком выстреле нет никакого спортивного удовольствия. За короткое время я настрелял двенадцать уток, не считая двух или трех, нырнувших после падения на воду и потерянных. Уток было так много, что у меня в конце концов создалось впечатление непрерывного мелькания перед глазами. Нечто подобное испытываешь, когда пристально наблюдаешь за «пляской» в воздухе в теплый весенний вечер стайки комаров. Утки налетали справа, слева, сзади, делали круги над головой, пытались садиться вблизи меня. Вдруг со стороны моря послышалось гусиное гоготанье. Сразу, прекратив стрельбу по уткам, я застыл в ожидании; раздался громкий шум крыльев — и из-за ближайших тростников прямо на меня вылетело около десятка гусей. Вытянув шеи и распластав широкие крылья, гуси медленным, почти парящим полетом летели, четко выделяясь на фоне темнеющего неба. Увидев меня, птицы, летевшие цепочкой, нарушив строй, резко поднялись вверх. Вскинув ружье, я сделал два выстрела. Один гусь камнем упал на воду. Второй резко спикировал и упал сзади меня, ломая тростник. Боясь потерять птицу, я бросился на шум и набрал полные сапоги воды, провалившись в нее чуть ли не по пояс. Не обращая на это внимания и на облепившую тело мокрую одежду, я зашел в тростник, в который упала птица. Но в это время надо мною снова появились гуси, на этот раз уже штук тридцать, не меньше. Невдалеке слышна была частая стрельба — это охотились мои товарищи. Выбравшись на чистую воду, я подобрал убитых птиц и вернулся опять на старое место. Несколько косяков гусей пролетело стороной. Уже настолько стемнело, что даже на фоне кеба птицы были видны только на близком расстоянии. Вдруг, совершенно неожиданно, у меня из-за спины вырвался одинокий гусь, летевший молча. И не целясь, я как-то инстинктивно вскинул ружье, накрыл птицу стволами и выстрелил. И на этот раз промаха не было; у меня уже было сбито три гуся, не считая потерянного. Окрыленный удачей, я рискнул дать дуплет по пролетавшим высоко птицам и... промахнулся. Снова летит стая — и снова промах. Взяв себя в руки, я решил больше не горячиться и стрелять только на близком расстоянии. Прошло несколько минут, однако гусей больше не было. Только утки попрежнему метались перед глазами. Я уже считал охоту оконченной, как вдруг услышал снова гусиный крик и увидел над собой трех гусей. Дав дуплет, я сбил одного. Этого гуся мне пришлось искать почти наощупь, так как было уже совсем темно. К счастью птица в агонии встрепенулась, и это помогло мне ее отыскать. Гусиный крик продолжался, слышался шум крыльев, но — с той стороны, где были наши лодки послышались крики. Я откликнулся. Через десять минут грузил в лодку свою добычу, состоящую из дюжины уток и четырех гусей. Посмотрев на часы, я с удивлением отметил, что на перелете стоял всего около 45 минут. А сколько за это время было пережито. Только охотник может все это понять. У товарищей тоже дела были неплохи. В этот вечер всеми нами было добыто тринадцать гусей и с полсотни уток. Веселые и довольные, с шутками и пением мы возвращались домой. По дороге, в полной тьме, перед лодкой взлетали утки. Шумно взлетел гусь, вероятно кормившийся в заводи водяным орехом. Любопытно, что в пищеводах убитых нами птиц, которых вскрывали на следующий день, были целые водяные орехи. Скорлупа ореха твердая и очень колючая, однако это не мешает птицам глотать орехи целиком. Вот после этой именно охоты я надумал завести себе помощника- собаку!
